Алексей Макушинский

прозаик, поэт, эссеист

 

Возможно ли литературное осмысление русской философии? Николай Герасимов о "Предместьях мысли" ("Вестник МГУКИ", № 3, 2020)

Возможно ли литературное осмысление русской философии?

Рец.: Макушинский А.А. Предместья мысли. Философическая прогулка. М.: Эксмо. 2020. 320 с.

УДК 821.161.1-3, ББК 84(2Рос=Рус)6-44, ISBN 978-5-04-108-277-2

Герасимов Николай Игоревич, кандидат философских наук, ведущий научный сотрудник Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына, старший преподаватель кафедры философии Московского государственного института культуры. E-mail: nickgerasimow@yandex.ru.

Текст статьи представляет собой рецензию на книгу А.А. Макушинского «Предместья мысли. Философическая прогулка». Указаны историко-философские и историко-культурные особенности художественного произведения.

Ключевые слова: художественная литература, роман, русская философия, русское зарубежье

The text of the article is a review of the book by A.A. Makushinsky «Suburb of places. Philosophical walk». The historical-philosophical and historical-cultural features of the work of art are indicated.

Key words: fiction, novel, Russian philosophy, Russian emigration

Русские философы нередко становились героями художественной литературы. Достаточно вспомнить хотя бы «Былое и думы» А.И. Герцена, «Дар» В.В. Набокова или «Берег утопии» Т. Стоппарда. В то же время сами русские философы нередко облачали свои идеи в покрывало художественной прозы, будь то В.Ф. Одоевский и его «Русские ночи», Н.Г. Чернышевский и его «Что делать? Из рассказов о новых людях», В.С. Соловьёв и его «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории» [2, 10–15]. Понятно, что не стоит ставить знак равенства между русской философией и русской литературой. В конце концов каждая сфера культуры даже при внешней схожести самостоятельна и обладает внутренним алгоритмом развитиях [7]. Вместе с тем, каждое новое филологическое или историко-философское исследование русской культуры лишь подтверждает тот факт, что отечественная философская мысль выросла из русского литературного логоса. Значит ли это, что философия в России второстепенна по отношению к русской литературе? Вовсе нет. Однако литература как область художественного творчества способна показать природу философского знания в особом свете. Драматургия сюжета, художественные приёмы – всё это не только эстетизирует и делает наглядным сложные концептуальные структуры философского текста, но и даёт возможность через само художественное повествование понять философию как особую интеллектуальную сферу культуры.

Книга А.А. Макушинского[1] «Предместья мысли. Философическая прогулка», с одной стороны, конкретизирует и индивидуализирует интеллектуальные сюжеты, всякий раз уводя читателя в сторону, когда приводимые им мысли классиков мировой философии могут показаться слишком абстрактными, с другой – использует историю философии как материал для самостоятельного художественного повествования. Как и всякое литературное произведение, книга «Предместья мысли» тематически ограничена. А.А. Макушинский обращается к теме, совершенно не разработанной в художественном плане – русская философская эмиграция 1920-1930 гг. Безусловно, отечественное культура богата разного рода литературными очерками в жанре воспоминаний, написанными очевидцами событий межвоенной Европы, в том числе и русскими эмигрантами. Однако всё, что было написано, создавалось ретроспективно – как ностальгическая консервация атмосферы ушедшей эпохи. Сама русская философия XX в. никогда не была специальной темой для художественного осмысления. В этом отношении А.А. Макушинский сделал то, что не довели до завершения русские эмигранты (в том числе и философы) – нашёл литературную форму, в которой эмигрантская философская мысль смогла бы жить вне рамок академических исследований.

Несмотря на то что жанровое своеобразие книги определить сложно, не будет ошибкой сказать, что данный текст – это большое литературно-философское эссе, созданное автором в процессе неторопливой прогулки по Парижу и его окрестностям. Как это часто бывает, прогулка сопровождается внутренним монологом, который, впрочем, представляет собой не столько внутреннюю рефлексию автора (или его тёзки- альтер-эго?) с традиционным осмыслением событий прожитых лет, сколько экзистенциальное общение с личностью, пожалуй, самого успешного философа русской эмиграции – Н.А. Бердяева. И это «общение» автора с Н.А. Бердяевым транслируется ровно в той форме, в которой вообще возможна коммуникация с философом ушедшей эпохи.

Читатель наблюдает, как развивается авторская мысль, «цепляясь» здесь и там за различного рода топонимы и аллюзии, как происходит мысленная реконструкция межвоенного Парижа и его окрестностей, как всякий раз, когда рассуждение уходит в сторону, оно вновь возвращается к личности русского философа

Видно, как сам А.А. Макушинский, по его собственному признанию, испытывая чувство не просто симпатии, но любви к Н.А. Бердяеву [3, 5], проходит путь от умеренного отношения к христианству, к экзистенциальному «бунту» (А. Камю), предполагающему нежелание мириться с христианством и с религией в целом. Русский философ становится, своего рода, «Другим» (Ж.П. Сартр, М.М. Бахтин) по отношению к автору.     

Есть в книге и другой «герой» – французский неотомист Ж. Маритен, с которым у Н.А. Бердяева были частые дружеские встречи. По сути, именно связь русского философа с французским католическим мыслителем и стала отправной точкой в создании «Предместий мест». Н.А. Бердяев жил в Кламаре, а Ж. Маритен – в Мёдоне. Один небольшой пригород Парижа плавно переходит в другой. Соседство двух интеллектуалов предполагало частые прогулки от дома в Кламаре до дома в Мёдоне и обратно. Как происходила эта прогулка? О чём думал Н.А. Бердяев, когда шёл к Ж. Маритену? О чём он думал, когда возвращался домой? Что видел русский философ, преодолевая это расстояние, какие мысли и ассоциации у него возникали? Если академической истории философии достаточно знать один лишь факт соседства, для литературы факт – контур незнания, приглашение к более индивидуальной работе над сюжетообразующей историей. И эта история создаётся А.А. Макушинским на глазах у читателя.

Мы видим, как автор отправляется изучать Париж и его «предместья», как он ждёт поезд в Кламар, как вспоминает Россию, старого друга, и происходит то, что сам автор называет «всё перепуталось навек» [6, 7]. Хотя книга и полна разного рода лирических отступлений, А.А. Макушинский удерживает внимание читателя на том, как он познакомился с творчеством Н.А. Бердяева, какие вопросы в его философии ему показались близким, а какие – нет, как он стал интересоваться его биографией и т.д. Параллельно условному «концептуальному» повествованию (непосредственно философские размышления автора) идёт повествование прямое – сама прогулка, само путешествие, которое сопровождается не только описанием улиц, районов, вокзалов, неожиданных встреч с людьми, но и фотографиями, сделанными самим автором.

Помимо образов Н.А. Бердяева и Ж. Маритена, в книге литературно осмыслены различные историко-философские сюжеты: дружба Л.И. Шестова и Э. Гуссерля, судьба учеников Л.И. Шестова Р. Беспаловой и Б. Фондана, драматические повороты в жизни А. Камю и многое другое. Историко-философский материал анализируется автором максимально пристрастно, но и максимально компетентно. К данной книге, разумеется, невозможно применять критерии оценки как к академической работе, однако это не значит, что сочинение А.А. Макушинского бесполезно для современных исследователей. «Предместья мысли» органично вплетаются в традицию философской эссеистики – исходя этого жанра и стоит оценивать книгу.

В чём может заключаться смысл литературного осмысление русской философии? Литература создаёт художественный мир, законы которого определяют существование тех или иных интеллектуальных сюжетов. В данном случае стоит говорить о своеобразных «лабораторных условиях», в которых русская философская мысль сама обращает внимание на те стороны своей жизни, которые могли не учитываться профессиональным сообществом философов. Читая «Предместья мысли», невольно задаёшься вопросом о специфике образа Н.А. Бердяева в книге. Имеет ли он какие-то аналоги в истории русской литературы? Сочинение А.А. Макушинского показывает, что русский философ как «герой» абсолютно самостоятелен. Констатируется его внутреннее одиночество, но оно не возводится в определяющий фактор его жизни. Это приятно удивляет, потому что в книге О.Д. Волкогоновой (серия «ЖЗЛ»)[1] Н.А. Бердяев позиционируется чуть ли не как одинокий Пьеро, который за всю свою жизнь так и не испытал радость взаимопонимания. В «Предместьях мысли» Н.А. Бердяев – индивидуалист, творчески одухотворённая личность, чьё общение с людьми является способом найти ответы на философские вопросы. К сожалению, в книге очень мало говорится об артистической натуре русского философа, его продуманном образе, его манере говорить, его способе перформативно работать с метафизическими проблемами – именно здесь художественная сторона книги могла бы раскрыть эстетику философской мысли Н.А. Бердяева, её чувственную сторону. Хорошим решением кажется отказ автора от попыток «придумать» реплики Н.А. Бердяеву, как и «обыграть» те или иные обстоятельства, в которых рождались идеи русского философа. Искусственно созданные диалоги, в которых русскому философу бы отводилась роль «спикера», безусловно, погубили бы весь замысел произведения. В этом смысле романы Р. Гуля про М.А. Бакунина являются отличным примером того, как не стоит осмысливать русскую философию в рамках литературного произведения[3;4]. Текст сочинения А.А. Макушинского по меркам романа не очень большой, но по меркам эссе – немалый. Читатель логично ждёт особого нетривиального вывода, к которому приходит автор спустя много-много страниц размышлений. А.А. Макушинский обращает внимание на противоречивый характер религиозности русского философа. С одной стороны, Н.А. Бердяев являлся продолжателем традиции «прости Господи, религиозно-философского ренессанса» [6, 209], c другой – философом свободы, желающим «вносить движение в метафизику», желающим парадоксов, жаждущим настоящей жизни, а не «плотно-платоно-плотиновского всепоглощающего, всепоедающего всееединства» [там же]. Этот противоречивый характер философии Н.А. Бердяева интересен ещё и тем, что весь мир в 1920–1930 гг. поступательно шёл к «разрыву» с эссенциализмом, а в среде русской эмиграции всё ещё пытались говорить о сущностях, об объективно существующих законах бытия (Н.А. Бердяев вместе Л.И. Шестовым в этом смысле как раз создавали будущее мировой философии, а не пытались через философию обновить богословскую мысль). О современном прочтении Н.А. Бердяева А.А. Макушинский пишет так: «Нам нужен в нём просто философ (самый вольный, самый живой); куда бы спрятать этого религиозного?» [Там же].

К сожалению, в книге Н.А. Бердяев и Л.И. Шестов интегрированы в большей степени в литературное сообщество, чем в философское. Это странно, потому что здесь всё-таки «философическая прогулка». Читатель не найдёт в книге ничего о разногласиях русских экзистенциалистов с другими представителями русской философской диаспоры. С.Л. Франк просто упоминается в произведении несколько раз, а об И.А. Ильине или П.Б. Струве ничего не сказано. Впрочем, это пожелание историка русской философии. Если говорить о диалоге Н.А. Бердяева с мировой философией – тут никаких вопросов нет (А. Камю, Ж-П-Сартр, все ключевые фигуры того времени «на месте»).   

Если рассматривать роман в комплексе с, например, вышедшей в 2019 г. монографией О.Т. Ермишина «Философия русского зарубежья XX в.»[5], то читатель откроет для себя мир русской философии во многих проявлениях: историко-философских, биографических, социо-культурных и т.д. Возможно ли сегодня литературное осмысление русской философии? Да, возможна. Книга А.А. Макушинского является лучшим примером того, как эту традицию можно развивать в дальнейшем.

Литература

  1. Волкогонова О.Д. Бердяев. М.: Молодая гвардия, 2010. 388 c.
  2. Гачева А.Г. «Идеал ведь тоже действительность...». Русская философия и литература. Академический проект. 2019.734 с.
  3. Гуль Р. «Скиф в Европе (Бакунин и Николай I)». Нью-Йорк: Издательство «Мост», 1958. 208 с.
  4. Гуль Р. Бакунин: историческая хроника. Нью-Йорк: Издательство «Мост», 1974. 208 с.
  5. Ермишин О.Т. Философия русского зарубежья XX вМ.: Летний сад; Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына, 2019. 304 с.
  6. Макушинский А.А. Предместья мысли. Философическая прогулка. М.: Эксмо. 2020. 320 с.
  7. Сиземская И.Н. О внутреннем согласии русской философии и литературы // Философия и культура. 2010. № 5 (29). С. 79-85.

References

  1. Volkogonova O.D. Berdyaev. M.: Molodaya gvardiya, 2010. 388 c.
  2. Gacheva А.G. "Ideal ved' tozhe dejstvitel'nost'...". Russkaya filosofiya i literatura [Efficiency is ideal too ...Russian philosophy and literature.] Аkademicheskij proekt [Academic project]. 2019.734 p.
  3. Gul' R. Skif v Evrope (Bakunin i Nikolaj I) [Scythian in Europe (Bakunin and Nicholas I)]. New York: «Most», 1958. 208 p.
  4. Gul' R. Bakunin: istoricheskaya hronika [Bakunin: Historical chronicle. New York: «Most», 1974. 208 p.
  5. Ermishin O.T. Filosofiya russkogo zarubezh'ya XX v. [The philosophy of the Russian emigre of the 20th century] M.: Letnij sad; Dom russkogo zarubezh'ya imeni Аleksandra Solzhenitsyna [Moscow.: Summer garden; Alexander Solzhenitsyn’s House of Russian abroad], 2019. 304 p.
  6. Makushinskij А.А. Predmest'ya mysly. Filosoficheskaya progulka [Suburbs of thoughts. Philosophical walk]. Moscow.: EHksmo. 2020. 320 p.
  7. Sizemskaya I.N. O vnutrennem soglasii russkoj filosofii i literatury [On the inner harmony of Russian philosophy and literature] // Filosofiya i kul'tura [Philosophy and culture]. 2010. № 5 (29). P. 79-85.

 


[1]Алексей Анатольевич Макушинский (род. 1960, Москва) — русский поэт и прозаик, эссеист, литературовед. Сын литератора Анатолия Рыбакова. С 1992 года живет в Германии, в 2000—2008 годах сотрудник кафедры Восточноевропейской истории Католического университета Айхштетт-Ингольштадт, с апреля 2010 года — доцент Института славистики университета города Майнц. Член редколлегии немецкого журнала «Forum für osteuropäische Idee- und Zeitgeschichte» и его русской сетевой версии «Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры». В 1999 году защитил докторскую диссертацию (PhD) в Католическом университете Айхштетт. Лауреат премии «Глобус» журнала «Знамя» и «Библиотеки Иностранной Литературы им. Рудомино» за роман «Город в долине». Роман «Пароход в Аргентину» - короткий список премии «Большая книга», первый приз «Русской премии», длинный список премий «Нос», «Русский Букер», «Национальный бестселлер».


Оригинал
© Алексей Макушинский, 2015-2023 г.
За исключением специально оговоренных случаев, права на все материалы, представленные на сайте,
принадлежат Алексею Макушинскому