РЫЦАРЬ БЕДНЫЙ

Премия за «Город в долине» будет не первой: Alexei Makushinsky уже получал награду «Глобус» от Библиотеки иностранной литературы (тогда ею руководила Екатерина Юрьевна Гениева, и это особенно значимо) и журнала «Знамя», в котором этот роман вышел впервые. Впрочем, в книжном виде текст переиздан в 2017 году второй раз, так что и моя сегодняшняя премия - не запоздалая. 
Но дело не в сроках издания - мне этот роман представляется настолько значительным, что внимание к нему не должно быть мимолетным интересом к новинке. Авторов, говорящих о главных вещах, о сути жизни, всегда было исчезающе мало, современность никак этот процент не увеличила, поэтому не стоит, мне кажется, проскальзывать мимо, когда такой автор вдруг встречается. Макушинский вполне может быть понят своей страной, а не пройти по ней стороной, как проходит косой дождь. 
Он, как принято говорить в незатейливом быту, «подставился по полной» - написал роман о писателе, притом неудачливом, о дружбе, продлившейся всю жизнь, но не наполненной эффектными событиями вроде дуэлей и всяческих «мы спина к спине у мачты». Вдобавок начал действие в московской богемно-маргинальной среде девяностых, а продолжил в европейской академической нулевых с ее научными конференциями, докладами, университетскими библиотеками и прочей фактурой, которая живущему в этом мире человеку и без того известна, а у живущего в мире более широком и практическом способна вызвать недоумение: мне-то какое дело до ваших герметичных подробностей? Вдобавок в романе написано явно о том, «что было на самом деле», вот именно с бесчисленным количеством достовернейших подробностей, и это лишь добавляет скептицизма: сколько-нибудь опытному читателю известно, что достоверность почти наверняка означает, что художественная правда в тексте не ночевала. Не зря же Юрий Домбровский писал: «Я жду, что зажжется искусством моя нестерпимая быль», - хотя в его случае, казалось бы, бери да описывай, что с тобой было, и это самим своим содержанием потрясет читателя, не утратившего способность быть потрясенным; но нет - ждал у моря жизни погоды искусства. 
Так вот, главным качеством романа Макушинского является именно то, что описанная (в данном случае неверное слово, впрочем) в нем жизнь вся состоит из художественной правды и потому значительна насквозь. Каждый художник, который сумел воссоздать пронзительность и трагедию жизни вообще, как явления, нашел и свой способ это сделать. У Макушинского такой способ - плотная, плотнейшая ткань подробностей внешних и внутренних. Ему удалось остановить, не омертвив, все, что составляет драгоценную сущность жизни, мгновенно исчезающую и неуничтожимую. Это возможно, конечно, лишь в том случае, когда жизнь не запечатлевается, а создается художником; множество ее подробностей при этом не фиксируются, как может показаться, а воспроизводятся особым, неопределимым способом, образуя новое целое. Автор сознает и уязвимость такой повествовательной манеры - однажды, упоминая очередной маленький европейский городок, где в очередной раз встречаются его герои Макушинский и Двигубский, иронизирует: описывать его не буду, потому что должно же здесь хоть что-то остаться не описанным. Все остальное, буквально все, действительно описано в ошеломляющем охвате и в еще более ошеломляющем напряжении - метро, бульвары, вид из окна московского художника, Екатериниевский канал и Обводный, ветер вдоль них и вдоль Сены, голые мокрые древесные ветки в окне мюнхенского кафе на Одеонсплатц, монастыри, ратуши, мосты, философские идеи, архивные документы, провинциальный русский город в долине, родившийся в воображении писателя и так никогда им не увиденный... Да, этот самый писатель, о котором даже в книжной аннотации сказано, что он не реализовал себя, да и на протяжении всего романа вроде бы так и говорится, незаметно и неожиданно вырастает в великую фигуру. Потому что - много ли мы знаем людей, которых не сбил бы с ног всесильный ветер обыденности? Которых жизнь не убедила бы в том, что следует оставить наивности юности и заняться делом, за которое по крайней мере платят так, чтобы дочь-подросток не смотрела с презрением? И которые были бы верны своим наивностям не потому, что по-человечески никчемны, а по другой, очень большой причине? Рыцарь бедный, молчаливый и простой, имевший одно виденье, непостижное уму - только он, пожалуй, приходит в голову. Да вот еще Двигубский, автор романа «Город в долине», о котором Алексей Макушинский бесстрашно написал в романе «Город в долине». Мало есть на свете таких трагических и сущностных историй.