Текст статьи

Алексей Анатольевич Макушинский — русский поэт, прозаик, эссеист, переводчик, литературовед. Настоящее имя писателя — А. Рыбаков. В одном из интервью он заметил: «У меня была замечательная бабушка, мамина мама. Елизавета Иродионовна Макушинская. Мой псевдоним в память о ней» [3]. Родился в Москве в семье известных писателей Анатолия Рыбакова и Натальи Давыдовой. Окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Владеет английским, немецким и французским языками. Публикуется в таких журналах, как «Арион», «Звезда», «Знамя», «Дружба народов», «Зарубежные записки» и в др. В 1992 году эмигрировал в Германию. В настоящее время преподает на кафедре славистики в университете города Майнц. В круг чтения писателя входят такие русские и зарубежные поэты и прозаики, как О.Э. Мандельштам, А.А. Ахматова, В.Ф. Ходасевич, М. Рильке, Ш. Бодлер, Поль Валери. Особое влияние, по свидетельству самого писателя, на него оказали Т. Манн, М. Пруст, В. Г. Зебальд и др.

Роман А. Макушинского «Город в долине» (СПб., 2013) является второй частью большой исторической трилогии — «Макс» (М., 1998), «Пароход в Аргентину» (М., 2013) и писался в течение 16 лет. В 2012 году роман был удостоен премии «Глобус» Библиотеки Иностранной Литературы им. Рудомино и журнала «Знамя».

«Город в долине» имеет две фабулы, образуя при этом «роман в романе». Первая открывает нам образ Павла Двигубского – главного героя, превосходного историка, который не может реализовать свой талант в полной мере. Он все время озабочен исканиями как внешними, так и внутренними. Вторая же фабула представляет нам некий воображаемый город, конструируемый представленными читателю черновыми набросками текста, которые главный герой тщетно пытается собрать в повесть, рассказывающую о гибели Григория во время Гражданской войны. Есть и еще один очень примечательный персонаж в романе – А. Макушинский, который выполняет роль повествователя. Он создан для того, чтобы передать эти две фабулы, раскрыть читателю их значимость. Особенностью романа является автобиографичность. В одном из интервью А. Макушинский отметил, что замысел стал оживать только тогда, когда он представил себе образ героя, который пишет роман и не может его написать, затем ввел его в контекст собственной жизни и сделал своим другом [3]. В другой беседе с Кларисой Пульсон он подчеркнул, что ему нравится совмещать реальность и вымысел [3], «роман хоронят уже как минимум лет сто, а он все еще жив. Мне кажется, речь должна идти не о романе вообще, а об определенных романных формах» [3]. Ирина Служевская в своей статье о романе «Город в долине» отмечает, что «одна из самых победительных особенностей романа — его тянущаяся во все стороны света фраза, подчас занимающая страницу» [6].

В настоящее время критики и историки литературы предпринимают первые шаги в осмыслении проблематики и поэтики романа. На страницах «толстых» журналов наиболее активно обсуждаются вопросы, связанные с главной идеей произведения, а также своеобразием его «нового» языка. Так, по мнению М. Савельевой, «Город в долине», несмотря на обилие происходящих в нем исторических событий, «все-таки «роман Духа», роман о рождении духа творчества, о том, что такое творчество, роман о Даре, о том, что делать с этим Даром, как жить с ним в реалиях окружающей нас действительности» [5]. Е. Федорчук в своей статье отмечает, что «Алексей Макушинский, автор нескольких литературоведческих исследований о русском романе, хорошо чувствует границы этого жанра, хорошо представляет динамику его измельчания и, в отличие от своего героя - писателя Двигубского, не пытается игнорировать эти изменения. Его роман представляет собой художественное исследование границ жанра» [7].

Как видим, практически никто из критиков и исследователей не обратил внимание на ключевой в романе образ города. Между тем, на наш взгляд, он играет основополагающую идейную, сюжето - и текстообразующую роль для всей романной трилогии. Город – образ многоликий, который предстает одновременно как Герой, как свидетель событий и как идея: через образ города, городской среды писатель прочитывает русскую историю.

Цель статьи — представить наблюдения над особенностями поэтики города в романе «Город в долине». Методологической основой исследования послужили некоторые принципы генетического, функционального, геопоэтического анализа художественного текста. Геопоэтический подход используется в процессе соотнесения образов пространства, созданных литературой с реальными, географическими пространствами; в процессе изучения особенностей ландшафта и отношений человека с пространством, а также в ходе наблюдения, каким образом пространство раскрывается в слове [1].

Исследовательница Е. Федорчук считает, что замысел романа «Город в долине» восходит к эссе А. Макушинского «Три дня в Ельце» [7]. Со временем обозначенные в данном тексте идеи были трансформированы писателем в романную форму, но «нероманными средствами» [7]. Проанализировав данное эссе, нам удалось установить, что роман «Город в долине» действительно был задуман еще задолго до его написания. Этот замысел четко обозначен в тексте самого эссе: «Мне виделасьнекая повесть, действие коей должно было происходить во время Гражданской войны, не в Ельце, но в безымянном каком - то городе, году в девятнадцатом,где вместе с деникинскими армиями наступавший на север герой (моей повести) остается, поскольку где - то рядом с этим городом родился и вырос, один, после провозглашения республики прячется, кем-то преданный попадает в тюрьму, в конце концов погибает» [4, 7].

Рассмотрим поэтику города, рассмотрев некоторые важные городские топосы. Город, описываемый в романе, имеет свое символическое наполнение, топонимику (исторической параллелью, как мы уже знаем, стал город Елец), свои ландшафтные знаки (город окружен холмами, вид сверху направлен на кроны деревьев, видны река и долина, дорога; описывается недосягаемость города, свойство отдаления ландшафта). Также можно выделить основные топосы: площадь; вокзал; сад; имение близ города, где герой провел детство; гостиница; дом Лидии; тюрьма и т.д.. Некоторые образы возникают не случайно. Если сравнить пространственное наполнение города в эссе А. Макушинского «Три дня в Ельце» и в романе «Город в долине», то мы увидим, что есть места, которые являются переходящими из реального мира в мир альтернативный. При этом они приобретают особое символическое значение. В качестве иллюстрации рассмотрим несколько ключевых образов — тюрьма, площадь, ландшафт.

Тюрьма. Образ тюрьмы не раз появляется как в эссе, так и в романе. В эссе тюрьма, куда попадает герой, не имеет подробного описания. Это место только называется с целью обозначить последнюю точку в жизни героя. Есть в эссе и еще одно упоминание рассматриваемого образа, но уже как существующего в реальном мире, а именно находящегося в Ельце. Здесь тюрьма имеет детальное описание, из которого вырастает цельный образ: «нам только кажется, что мы видим все это само по себе, эту тюрьму (курсив наш. — Е.Ч.), например, которая так и осталась, конечно, так по-прежнему и остается тюрьмою, разве что без человека с желтым лицом, но с теми же, явно, окнами, выглядывающими из-за новой, по виду, бетонной, еще усиливающей ее тюремность, стены, в действительности же мы движемся сквозь слова и цитаты, сквозь где - то читанное или еще не написанное, и двигаясь сквозь все это, сворачиваем налево, обходя монастырь, тот самый "монастырь времен Алексея Михайловича", о котором Бунин пишет в рассказе "Поздний час", одном из своих лучших, наверно, рассказов, упоминая его "крепостные, всегда закрытые ворота и крепостные стены, из-за которых блестят золоченые репы собора"; из-за которых ничего теперь не блестит, потому что никакого монастыря больше нет за этими стенами, но была при большевиках и по-прежнему есть - автобаза, грузовики за воротами, и как это, в общем, точно, что именно - автобаза, какое точное советское слово, сказал я А., целый соцреалистический роман выезжает из этого слова, лязгая сцеплением и буксуя в грязи, но Бог с ним, не в нем сейчас дело, а дело в том, что только стены, значит, и остались от монастыря и от прошлого, эти красные, кирпичные, очень длинные и высокие стены, которые, чем дальше мы шли, тем страшней становились, как будто вырастали перед нами и словно бы в нас самих, с их отчетливыми выбоинами, щербинами, крапинами, не знаю уж, от тех ли пуль оставшимися на них» [4, 26].

В приведенной из эссе цитате А. Макушинский не только дает описание тюрьме, рождая тем самым этот образ в нашем сознании, но и передает свое впечатление от увиденного. При этом создается эффект какой - то меланхоличности, вызванной образом человека с желтым лицом, которого и нет вовсе в «выглядывающих окнах» (он появляется лишь в ретроспективе). Суровая бетонная стена тюрьмы и красные, кирпичные стены бывшего монастыря навевают чувство страха и ужаса, какого - то смятения. Вышеописанное, несомненно, повлияло на сознание писателя, что дало отправную точку для создания одного из главных образов в романе.

Образ тюрьмы у А. Макушинского из автобиографического пространства, описанного в эссе, перетекает в биографическое пространство героя, при этом происходит его качественное изменение, наращение, появляются новые детали, которые несут определенную смысловую нагрузку. Вот отрывок из романа: «К той финальной сцене, ради которой в известном смысле все и было затеяно, Двигубский так и не подступился — или только подступался к ней, может быть, несколько раз подступался к ней в своих записях, перескакивая через все остальное, не дававшееся, неудавшееся. Он так, кажется, и не смог решить, где же происходит она, эта сцена, этот финальный разговор героя с антагонистом, кончающийся гибелью первого; есть варианты, в которых Григория переводят на следующий день в городскую тюрьму на окраине, для этой цели в тексте и возникающую, кирпичную, огромную, мрачную, на самом выезде из города, на холме напротив монастыря (как в Ельце и в "Жизни Арсеньева")вырастающую тюрьму. Ему нужна была, по-видимому, тюремная стена и прожектор, длинная, кирпичная, красная, полуобвалившаяся стена - и прожектор, бегущий по ней ярко-желтым пятном» [2, 295].

В приведенном фрагменте романа тюрьма вводится как место, необходимое для финальной сцены. Описание очень похоже на то, которое представлено в эссе: перед нами такая же кирпичная, огромная мрачная стена, которая расположена вблизи монастыря. Двигубский в романе ради этой стены «готов был — и затем все-таки не готов был пожертвовать булыжной гладью площади, по которой герой, убегая от прожектора и пули, тоже мог бы, в других вариантах, бежать (убежать не мог ни в одном)» [2, 295 — 296]. Между тем в отличие от тюрьмы, описанной в эссе, в романе появляется такой элемент, как прожектор. Побег происходит ночью, и свет здесь противопоставляется тьме как некая граница. Сама тюрьма является промежуточным пространством, где мы видим героя, находящегося на грани жизни и смерти.

Есть в романе и еще одно важное описание, из которого мы можем также выделить некоторые наращения в образе тюрьмы. Это эпизод, где Двигубский впервые упоминает о своем замысле, похожем на сон или не сон: « герой входил в этот город, вместе с армией, потому что шла война в этом сне, в этом городе. И в городе этом почему - то он оставался. Нет, там как - то было сложнее, я уже не знаю, не помню, и не это главное, а главное то, что происходит в тюрьме. Его сажают в тюрьму в этом городе. И вот кто - то убеждает его бежать А он знает, что не надо бежать, что это все обман, что его заманивают в ловушку. А тот зовет, тот соблазняет. Дверь открыта, все готово к побегу. Я пришел освободить вас, я только притворяюсь вашим врагом. Он делает один шаг, делает и другой. Он движется как сомнамбула. Теперь бегите, бегите. И вот прожектор, проволока, тюремные стены. Он должен перелезть через стену, к стене приставлена лестница, он спрыгивает с другой стороны, с вышки в него стреляют, и все» [2, 27]. В приведенном отрывке фигурируют такие элементы, как колючая проволока (можно трактовать как символ неволи, ограниченности), лестница (напрасная надежда на спасение) и вышка, обрекающая героя на гибель.

Топос тюрьмы в романе обладает сюжетной значимостью в пути героя и становится кульминационным. После того, как герой попадает в это пространство, его судьба уже предрешена. Тюрьма также является местом развязки, а именно местом гибели Григория. Трагический финал неизбежен.

Площадь. Еще одним ключевым топосом в романе является площадь, образ которой развивается параллельно образу тюрьмы, т.к. функция обозначенных мест в произведении совпадает. Продолжая сравнивать эссе «Три дня в Ельце» и роман «Город в долине», мы пришли к выводу о том, что площадь тоже появляется неслучайно, хотя в эссе прочитывается лишь упоминание о ней: «Продвигаясь дальше — в пространстве, во времени — выходим мы на колдобистую обширную площадь, называвшуюся некогда "Бабий базар"» [4, 36]. В романе образ площади возникает уже во втором упоминании Двигубского о его замысле и становится точкой отсчета для истории. В дальнейшем, как мы увидим в ходе исследования, пространство площади, как и тюремное пространство, станет финальной координатой для героя. « и какую - то площадь видит он в этом городе, какую - то огромную, всегда пустынную площадь, и вот, видит — кого - то, героя этого не - сна, полусна, на площади, булыжной гладью расстилающейся перед ним» [2, 119].

В романе (в черновиках Двигубского) площадь упоминается очень часто и имеется ее подробное описание. Она даже получает свое индивидуальное название, о чем свидетельствует следующий фрагмент: « … вновь и вновь повторяются несколько мест и деталей, однажды увидевшихся и с тех пор, до самого конца, преследовавших, как он сам говорил мне, злосчастного автора, например и в первую очередь —площадь, переходящая из описания в описание, из одной рукописи в другую, огромная и почти бескрайняя площадь, Соборная, как в некоторых рукописях он назвал ее, с длинными, торжественно - скучными, присутственно - парадными зданиями, тонкой желтой линией тянувшимися по ее переднему краю, c золотозвездым и синеглавым, громадным тоже, но безмерностью площади словно загнанным в угол, поставленным в угол собором и с булыжнымбугром посредине, называемым в городе горб» [2, 164].

Название «Соборная» площадь получила неслучайно. Вполне вероятно, что прототипом ее стала Соборная площадь в Ельце (также имеющая и другое название – «Красная»). По описанию собора (золотозвездый и синеглавый) мы непременно узнаем Соборный храм Вознесенья Господня, который как раз и находится в Ельце на Красной площади. Стоит отметить такие примечательные детали, как «горб», которым называется булыжный бугор посредине площади и линия желтых зданий. Можно предположить, что смысл пространства в данном примере связывается с патологическими деталями (горб — уродливая выпуклость, признак деформации, неправильности; желтый цвет — символ нездорового состояния), при этом площадь словно приобретает телесную форму. Также горб может служить как нечто индивидуальное, присущее именно данной площади, передающее ее особенность.

Как уже было сказано выше, история Григория представлена черновыми набросками текста Двигубского. Для нашего исследования очень важен финальный эпизод, в котором образ площади связывается с образом тюрьмы. Вот отрывок из романа: «Прожектор выключен не был; прожектор тут же зажегся; прожектор побежал вслед за ним. Это было теперь уже все равно. Теперь уже мог он только бежать и бежать, убегая, в одной тетради к стене, к которой приставлена была лестница и по которой шастал прожектор, стараясь его нащупать, в других тетрадях — по площади, мерцавшей мертвенно серым булыжником, падавшей за свой собственный край, бежал, бежал, убегая, мимо бугра, к дальним домикам, прожектором уже схваченный и с одной только мыслью, что надо бы как-нибудь, все равно как, добраться как-нибудь, из города выбравшись, до того дальнего леса, к которому он так всю жизнь стремился, и что если бы он добрался до этого леса, там, в лесу, там, за лесом, и каким-то удивительным образом он был уже в этом лесу, и все в лесу было так же, как тогда в нем было, когда-то, те же сосны и те же над соснами облака, большие, он так ясно видел их, задирая голову, над высокими соснами, быстрые, млечно-переливчатые, вместе с ним бежавшие облака, и пятна солнца, вместе с ним бежавшие по тропинке, и мох, и папоротник, и смолистый дух, хвойный запах, и почему-то уже раздвигались деревья, уже открывалось за ними, неведомое ему, воздушно-светлое, осмысленное пространство, и никакой боли не чувствуя, еще услышал он над собой грубый голос, сказавший: задание выполнено, а, комиссар? и другой голос, как будто знакомый: хорошо выстрелил, молодец» [2, 303].

В приведенном отрывке тюрьма и площадь в разных черновиках становятся последней точкой в жизни главного героя. И перед нами вновь появляется прожектор, который до последнего преследует Григория, предавая его и лишая малейшей надежды на спасение. Прием повтора («прожектор, прожектор…») способствует нагнетанию обстановки, усиливая тем самым чувство страха и незащищенности.

Ландшафт. Последнее, к чему мы обратимся в нашей статье, это пространство ландшафта. В первых главах эссе А. Макушинский описывает вид из окна гостиницы: « из окна этого, с распадающейся мебелью, номера виден был город и холмыза ним, широкое, привольно распахнувшееся пространство этих холмов, вид, напомнивший мне, к собственному моему удивлению, вид на Регенсбург, где я прожил несколько, не самых счастливых, лет, вернее, на то, что за ним, холмы за ним и Дунаем, уходящие к Баварскому лесу, если смотреть на них, например, с какого-нибудь верхнего этажа одного из немногих в городе высоких, высотными вряд ли можно назвать их, домов. Так, подумал я, времена и пространства нашей жизни вдруг накладываются друг на друга, образуя узор, смысл которого и пытаемся мы разгадать» [4, 2].

И вновь, сравнивая текст эссе с романным, мы наблюдаем, как автор «накладывает» ландшафтное пространство, увиденное им из окна гостиницы, на свой альтернативный мир, придавая ему тем самым особую форму и вид: «дальше, на другом берегу, за и над последними крышами — поле, понемногу уходившее вверх, уже густо и жарко желтое, выступ леса, складку холмов и еще дальше, и уже совсем далеко — уже призрачные, синевато - дымчатые и почти невозможные очертания тех других, над первыми плывущих холмов, которые только отсюда, наверное, и казались холмами, на самом же деле никакими холмами, разумеется, не были, но были, как он точно знал, лесом, по странному и давным - давно замеченному им свойству ландшафта не приближавшимся, но как будто все отдалявшимся, если идти к нему, например, через луг, через поле, — другим, дальним лесом, так в детстве, так и после детства манившим, всегда прохладным, еловым, сосновым, насквозь ни разу не пройденным, быть может — непроходимым» [2, 151].

В данном случае представлены переходящие из текста эссе холмы, образующие долину. Но вновь происходит некоторое наращение, как было в примере с тюрьмой: появляются поле и луг, символизирующие широкое, открытое, в некотором смысле неограниченное пространство, уходящее вдаль.

А. Макушинский словно создает узор в описании ландшафта, используя для передачи образов линии, штрихи и некоторую угловатость — поле, уходившее вверх; выступ леса, складка холмов. К этой узорности примыкает некоторая цветовая гамма:жарко желтое поле, синевато - дымчатые очертания холмов. Но есть нечто довольно интересное и примечательное: свойство отдаленности ландшафта. Это говорит о том, что город словно недосягаем, он как бы защищается от желающих войти в него. Перед нами город - мираж, воображаемый город, пример альтернативного мира, который не должен существовать. Тот, кто войдет в него, уже никогда не сможет вернуться, что мы и наблюдаем в судьбе главного героя Григория.

Город здесь представлен уже не как географический образ, а как самостоятельный герой, который способен влиять на судьбы людей. С помощью поэтических средств описания возникает мотив нагнетания окружения, происходит разрушение внутреннего за счет внешнего (ландшафт). Можно предположить, что А. Макушинский возвращается в романе к традициям Ф.М. Достоевского, но для подтверждения этого положения необходимы дальнейшие исследования.

Подводя итоги исследования, необходимо отметить, что романные образы, наполняющие городское пространство, генетически восходят к реальному городу Ельца, но при этом имеют авторские элементы наращения. Город в романе создается посредством совмещения реального и вымышленного. Так, топос тюрьмы передает трагизм времен Гражданской войны, грань жизни и смерти. Суровость тех исторических времен показана через описание бетонных тюремных стен и кирпичной обвалившейся части бывшего монастыря. Образ площади, наделенный некоторой телесностью, несет идею разрушения (горб — элемент, который не соответствует понятию площадь как незастроенному большому и ровному месту), деформации жизненного устоя. Война отражена в этом образе как губительная болезнь. Пространство ландшафта внешне несет идею защищенности от окружения (как предупреждение входящему в город), внутри же оно становится ловушкой, из которой невозможно выбраться. Описанные просторы создают эффект бесконечности. В совокупности создается центральный образ города, через который А. Макушинский показал историю России XX века. 

* Статья подготовлена в рамках реализации комплекса мероприятий Программы стратегического развития Петрозаводского государственного университета на 2012—2016 годы.

Литература (russian)

1. Абашев В. В. Русская литература Урала. Проблемы геопоэтики: учеб. пос. / В. В. Абашев. – Пермь: Перм. гос. нац. иссл. ун-т., 2012. – 140 c.

2. Макушинский А. А. Город в долине / А. А. Макушинский. – СПб.: Алетейя, 2013. – 320с.

3. Макушинский А. А. «Особый путь ведет в тупик»: Алексей Макушинский об искусстве романа в XXI веке и русских европейцах [Электронный ресурс] / А. А. Макушинский. - URL:http://theoryandpractice.ru/posts/9304-russkie-evropeytsy. - (дата обращения : 12. 01. 2015).

4. Макушинский А. А. Три дня в Ельце [Электронный ресурс]. - URL:http://makushinsky.narod.ru/Tri_dnja_v_Elce.pdf. - 45с. - (дата обращения : 22. 02. 2015).

5. Савельева М. Посвящается «Двигубским» / М. Савельева // Крещатик. – 2012. - № 57. [Электронный ресурс]. - URL: http://www.kreschatik.nm.ru/57/26.htm. - (дата обращения : 16. 03. 2015).

6. Служевская И. Навигатор Макушинский / И. Служевская // Новый мир. – 2012. - № 10. [Электронный ресурс]. - URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2012/10/s18.html. - (дата обращения : 16. 03. 2015).

7. Федорчук Е. Оценить «Величие замысла» / Е. Федорчук // Сибирские огни. – 2013. - № 4. [Электронный ресурс]. - URL: http://сибирскиеогни.рф/content/makushinskiy-gorod-v-doline-roman-znamya-2012-nono-5-6. - (дата обращения: 16. 03. 2015).